Но, удивляясь самому себе, бережно прикрыл голову убитого валявшейся рядом шапкой.
После и принялся рассматривать следующее тело.
«М-да, в голову, наповал», капитан лишь поджал губы, рассматривая результат. Наган в твердой руке — это вещь, только результат безобразный.
Направил фонарик на раненого. Ну, хотя бы тут мужик в районе тридцати. Воевать с почти детьми как-то мерзопакостно. Луч фонаря высветил неестественно подвернутую ногу. Капитан пощупал чужое голенище сапога и услышал, как лазутчик слабо застонал. Очнулся, гад, но со сломанной голенью. Ничего себе, дяденька-плотник!
— И что будем делать с этим дерьмом? Пограничникам отдать или того…? — комбат провел пальцем себе по горлу. Было видно, что лицо задержанного начало стремительно бледнеть, а губы задергались.
— Больше трупов — меньше бумаг, — пояснил спутнику Максим, — Значит так, крались по полю трое злодеев, мечтая убить капитана Ненашева, а ты, спасая отца-командира, двух бандитов героически завалил. Только слышь, Федор, от тебя пивом несет, как из бочки, так что зажевал бы чем. А один покойник мой. На медаль потянет, а, может, и на отпуск. Идет, казак?
В ответ послышался легкий смешок.
— Идет, товарищ капитан, там еще где-то тюк, который к границе несли.
— Погоди, за собой уберу, — Ненашев вынул из ножен клинок.
Лежащий на земле человек позеленел и с ужасом, переводил взгляд то на одного, то на другого русского. Он был для этих двоих бездушной и ненужной им вещью. Перешагнут и пойдут дальше. Что у них голове? Почему их меньше всего волнует человеческая жизнь.
— Панове, только не убивайте! Все расскажу!
Артиллерист и сапер переглянулись.
— А зачем нам тебя допрашивать? — Максим зевнул и демонстративно примерился, как половчее вонзить, блеснувший металлом, клинок, — Не бойся, это не страшно. Даже можно успеть что-то пафосно крикнуть.
Капитан ткнул пальцем в печень лазутчика и пояснил, намерено перейдя на немецкий язык:
— Удар в это место вызовет смерть в течение минуты от болевого шока, а если вы окажетесь чересчур стойким, то умрете в полном сознании от внутреннего кровотечения.
— Я имею информацию для вашего командования и прошу сохранить мне жизнь. Вы не можете так поступить, вы же культурный человек, — скороговоркой выдавил тот.
Вот так, один маленький шаг, и маньяк-большевик превращен в прогрессивного европейца без всякой магии.
— О! Другое дело. Говорите по делу, проживете еще несколько минут.
В глазах поляка стоял ужас. Одно дело — геройски умереть в схватке, другое — остаться лежать заколотым, как свинья на этом поле. Пленивших его людей не интересовало ни его имя, ни фамилия. Даже то, что он знал, было для них пустым звуком. Потом возникла боль, капитан бесцеремонно стягивал поясными ремнями его руки и ноги, попутно сдирая часы. Еще один полезный трофей Ненашева, который пока нельзя носить.
— Ваш куратор из Абвера или гестапо недооценил ненависть русских к своей бюрократии. Я не хочу полдня писать объяснения, обойдусь трупом, рапортом и большой серебряной медалью бдительному солдату. А мы с солдатом уже договорились, — объяснял Ненашев дрожащему пленному ситуацию.
— А ну, что несли, где оставили? — жестко тряхнул лазутчика капитан, резко ударив по сломанной голени, — Отвечай! Сейчас пасть заткну, в собственных слюнях захлебнешься.
— Пленного сказали взять! Пропуском будет на ту сторону! Там он, около знака в поле! Не надо…, — взвыл нарушитель, но внезапно судорожно вытянулся в струнку и резко обмяк.
Да, переборщил, капитан. Затаился клиент без сознания. Эх, далеко еще Максиму до смершевских волкодавов. Избалован он цивилизацией и в ходе короткого допроса на ум ничего знакового, кроме утюга или пальника, так и не пришло. Ненашев нервно рассмеялся, чувствуя, как дрожь в теле проходит.
— Ну что, Федор, давай смотреть, кто попался нашим «несунам».
«Ох, эти вездесущие пограничники», — саркастически думал Максим, подсвечивая фонариком и распаковывая из мешка «своего» дознавателя.
— Ой, какая прелесть! Батенька, да как же вас так угораздило-то? — но тот, казалось, ничего не соображал, моргал и жадно глотал воздух освобожденным ртом, — До ветра, небось, вышли без конвоя?
Ну, не нравился Панову этот человек, хоть убей.
Капитан совсем развеселился и выпустил в воздух трехцветную ракету, обозначая место. На заставе должны понять сигнал, раз уж на выстрелы не среагировали.
Что-то долго там собираются, Максим машинально взглянул на часы. С момента, как он слез с мотоцикла, прошло около пятнадцати минут. А, вот и они — к комбату неслась тревожная группа пограничников.
Гауптман скептически посмотрел на коллегу-разведчика из Абвера. Зря ждет тех польских унтерменшей с советской стороны границы. Взлетевшая осветительная ракета на том берегу, несколько приглушенных расстоянием выстрелов и ночная возня на русской пограничной заставе, хорошо видимой днем с наблюдательной вышки, красноречиво свидетельствовала о неудаче.
Попытка узнать, что же творится на участке, где большевики резко усилили оборонительные работы, провалилась. Казалось, что недавно увеличивший свою численность саперный батальон красных, просто печет доты и дзоты, как дьявольские пирожки. Особенно беспокоили две запруды рядом со строящимся укрепленным узлом русских. Стоит спустить из них воду и техника сможет пройти лишь по железнодорожной насыпи и шоссе, ведущим в Брест с юга.
Новые обстоятельства заставляли постоянно пересматривать план наступления дивизии. Беспокоились и соседи, на их участках ничего подобного не происходило, только русские там все более интенсивно вели строительство дотов.