Поставленный за свою толковость ротным, лейтенант Малышев, отличник боевой и политической подготовки, кандидат в члены ВКП (б) мигом вспотел, первый раз не зная ответа. Стрелять в своих?
— Понятно. А ваше? Враг наступает — Максим аккуратно стукнул сапогом по лодыжке взводного, взятого им за исполнительность, самой природой доведенной до совершенного автоматизма. Его талант спать с открытыми глазами никто, кроме Ненашева, не ценил.
На не подающего надежд лейтенанта часть ребят оглянулась, без удивления. Сейчас его построят и «уносякомят» вновь. И почему среди них есть и тупые люди?
— Определяю дальность до цели и отрываю огонь, — скривившись от боли, очнулся соня.
— Вам двойка за медлительность, а вам пятерка, но минус два бала за сон. А вечером всем советую поспорить с замполитом о моей оценке. Может и я, тогда приду и послушаю. И подумайте, насколько спокойнее станет ваша совесть, при установке минного поля перед позициями.
Иволгин догнал стремительно вышедшего из палатки командира. Похоже, опять занесло начальника. Есть же какие-то правила ведения войны и международные конвенции.
— Зачем же так, Максим Дмитриевич?
— Ох, товарищ старший политрук, плохо и скучно проводите занятия о звериной природе фашизма. Мы для них не люди . В этом сегодня счастье немецкого народа — верить в то, что они лучше всех, и что приносить в жертву недочеловеков благо, от этого земля станет чище, трава зеленее, а солнце ярче.
Капитан показал на рукав гимнастерки Иволгина.
— Да, забыл тебе сказать. Твоя звезда прямой пропуск на тот свет. По их инструкции политработников следует уничтожать незамедлительно. Ты бы своим намекнул, что плен значит смерть по-любому.
Иволгин решил промолчать. Казалось, комбат ненавидит «фашизм», вернее, теперь — «империализм» — сильнее всех в Советском Союзе, имея особые основания. Каждые слово, очень любовно сказанное Максимом о «врагах с Запада», интонациями постоянно напоминало Алексею мнение людоеда из какой-то сказки, желавшего обсудить выбор блюда на обед.
Он в такой постановке вопроса сомневался, должны же еще остаться в Германии сознательные рабочие?
Иволгин замечал то, что не видел Суворов. На глазах менялся комбат, становясь все злее и злее. И все чаще у них появлялись бойцы НКВД в зеленых фуражках…
Капитан выполнил обещание, данное командиру заставы. Не сам, не хватило времени. Сделай ученика учителем, и будет тебе благо. По такой цепочке работал Панов, заставляя учить друг друга, и учился сам.
К пограничникам пришел красноармеец из батальона, петлицы которого были девственно чисты. Толковый паренек, неплохо натасканный кем-то на электромеханическом заводе. Ненашев его приметил сразу, на второй день. Если человек может что-то доступно и быстро объяснить другому — это талант.
А тот его ненавидел. Еще бы не испытывать ненависти к человеку, который целую неделю по четыре часа в день заставляет всех по команде разбирать и вновь собирать винтовку «СВТ». Даже командир взвода, уныло подающий команды на извлечение очередной детали, часто зло добавлял бранное слово.
Естественно! Панов когда-то сам плевался от слов: «делай по разделениям», «делай раз», «делай два». Только потом понял мудрость деления сложного на множество простого. Таинственную науку обучения унтер-офицерами русской армии новобранцев «от сохи» попытались возродить в Красной Армии совсем недавно.
Ранее командир, желая вызывать восхищение, быстро показывал все что умел, требуя сразу действовать как он. Выглядело все примерно так: «делай, как я» — единственный пулемет «ДП» резко разбирался и собирался, примерно, перед взводом бойцов.
К удивлению Петра, пограничники не только отвели его на стрельбище, но и отсыпали «для науки» цинк патронов. Богато живут, но понятно: стреляют чаще по врагам Советской власти. Он привычно снарядил магазин, вогнав туда девять штук, и сразу заметил удивленные глаза командира заставы.
— Товарищ «инструктор», а почему именно девять? — обращение Максим оговорил заранее. Дабы не давили на чистые петлицы чужим командирским авторитетом.
— Да, потому что, винтовка хорошая, а магазин с «велосипедной болезнью», — неожиданно выпалил заученные слова командира батальона Никитин, — Иначе последний патрон в переднюю стенку магазина уткнется.
Он и сам, разбираясь с автоматикой, не сразу понял, в чем дело. Но сегодня посмотрел на изумленные взгляды и восхитился: как взлетел тут его авторитет. То, что вбили в его голову командиры, для этих серьезных парней в зеленых фуражках стало откровением.
— Дай-ка, старшина, свою винтовку, — ему мрачно протянули «СВТ» — что о ней скажешь. Тьфу, простите, что вы скажете.
Вокруг него сидели не салаги. Тут еще служили люди, кто призывался до выхода Закона о всеобщей воинской обязанности, и осенью сорок первого должны были уйти в запас.
Свирепый инструктаж получил и сам Никитин. Следовало называть всех только на «вы», а «тыканье», на которое начнут жаловаться, грозило карами хуже гауптвахты. Сволочь, а не комбат.
— Заедает постоянно. Негодная. Вот трехлинейка, это вещь. В песок уронишь, затвор протрешь, и она стреляет.
— Смотрите внимательно, — Никитин расстелил плащ палатку, положил на нее винтовку и объяснил — Это чтобы мелкие детали не потерять. Винтовка эта деликатная, но при должном уходе надежная, как швейная машинка Зингера. Пугаться не надо, как и ронять в песок. Если мешковина есть, лучше сразу обернуть. Еще и маскировка будет.