Опытный кролик - Страница 14

Морская традиция гуманно предписывала вещать бунтовщиков на реях. Армейская, лишать их рая, заставляя умирать не на земле.

Ну что, выясним отношения? Березку бы какую в руки. Панов мрачно огляделся по сторонам. И так, что тут обломится у самого корня?

Увидев подходящего милиционера, компания растворилась в воздухе.

«Что, парни, засада? Нас теперь двое», — усмехнулся Максим и машинально козырнул человеку в белой гимнастке. В ответ глаза сержанта округлились, и он тоже, пусть неуверенно, но приложил руку к козырьку.

Военный отдал ему честь?

Панов удивления не заметил. Человек избавил его от конфликта. И за пистолет хвататься не надо, иначе станешь ты Панов причиной неприятного приказа по брестскому гарнизону. Головой ищи приключения, а интуицию суть, именно туда, поглубже.

Предвоенные настроения обывателей Саша хорошо представлял.

Число местных жителей, хотя бы раз всуе помянувших прибывших в город русских, как «понаехавших», потихоньку росло. Попутав туризм с эмиграцией, многим хотелось обратно в проклятую панскую Польшу, где колбаса свободно лежала в магазинах, а дворники утром мели улицы.

Старые ориентиры в виде городского парка, разбитого русскими солдатами задолго до первой мировой, и костела Святого Креста оставались на месте.

Прежде чем свернуть на Пушкинскую улицу Максим пристально вгляделся в стоящее чуть дальше высокое здание Полесского воеводства. Чуть помедлил, но все же знакомо нашел место, где на небольшой трибуне в сентябре тридцать девятого «благостно» беседовали еврей Кривошеин и ариец Гудериан, хвастаясь друг перед другом .

Непосредственные участники совместного прохождения торжественным маршем оставили друг о друге абсолютно идентичные воспоминания. Взаимоуважение, нежность и неземная любовь сквозили в каждом слове.

Одни презрительно смотрели на «убогий, отживший свое бронированный хлам» Советов. Другие припоминали, как непобедимые солдаты вермахта «стреляют» «Беломор» и клянчат тушенку .

Проходя мимо открытой еще аптеки, он чуть задумался и зашел.

Купил себе очки с круглыми простыми стеклами, чтобы протирая их, иметь дополнительное время для раздумий. Ну, и личность облагородил. Из зеркала на него смотрел то ли кот Базилио без котелка, то ли товарищ Берия без усов.

Остановившись перед «Окнами ТАСС» Максим мысленно зааплодировал.

На одном из плакатов неизвестный художник изобразил воздушный бой: наши самолетики красные, а вражеские — из которых половина сбита и горит — черные, с белыми кругами на крыльях. «Дадим отпор поджигателям войны!» И здесь не любят англосаксов.

Рядом с плакатами разместили огромную карту Европы, где Германия будто нависла над одиноким Советским Союзом. Капитан нахмурился и покачал головой, интересно, каким местом думали пропагандисты, утверждая над толпой превосходство и непобедимость врага .

Формально все правильно. Указание приглушить восторг по отношению к союзнику дано в середине мая, но официальная установка о нерушимой дружбе между СССР и Германией так и не будет отменена до начала войны.

На предвоенных фотографиях рядом с картой всегда допоздна торчали люди. Вот и тут проблемы мировой политики перетирали трое ребят, судя по одежде, из прибывших в город «восточников» . К делу мужики подошли творчески, каждый держал в руке запотевшую кружку пива.

Дискуссионная площадка перед «Окнами ТАСС» бесперебойно подпитывалась топливом из заведения напротив.

Капитан машинально сглотнул, но усугублять не решился. Тихо подошел, напуская на себя беспечный вид рассеянного любителя географии, и жадно вслушался в разговор. Очень надо знать, о чем думает приезжая публика.

Разговор шел простой и по конкретному поводу. Позавчера немцы взяли Крит, вчера британцы официально подтвердили сдачу острова, а сегодня напечатали новость советские газеты. Коричневого цвета в мире стало чуть больше и карту обновили, воткнув куда-то в Средиземное море флажок со свастикой.

— Сволочной народ! Без войны, как баба без хрена, прожить не может. Всю Европу захапали, теперь к нам полезут!

— Вместо местной болтовни радио слушай! Молотов четко сказал: пакт на десять лет.

— Я фашистам не верю. Нет, чую, надует нас Гитлер, за наш же хлебушек.

— А я нашему правительству верю. И не будут немцы воевать на два фронта, и точка. Вспомни, как Молотова в Берлине Гитлер принимал. Черчилль аж усрался.

— Ага, так усрался, что его никаким фокусом на острове достать не могут.

— Ничего, немцы десантом взяли Крит, скоро возьмут и Лондон. Нам только на пользу. Вся ось капитализма теперь в Англии, и шатаем мы ее чужими руками.

— Ты что, на собрании? Да на кой ляд тебе сдалась эта ось? Или нас братья в Англии и Германии заждались?

— Не ерничай! Рабочий класс, он сознательный, обязательно поднимется. А про твою Финляндию скажу: не дошли вы там до настоящего пролетариата.

— Дошли, не волнуйся! Но особо сознательных граждан я там не видел. Упорный народ, пока его не застрелишь, с позиции не уйдет. Поймали однажды одного, а он потом в ледяную воду прыг, не хотел сдаваться. Еле за шиворот вытащили!

— И что потом сделали?

— Известно что, если молчать решил, — чиркнул пальцем по шее демобилизованный после войны с финнами красноармеец, как понял Панов.

— Да ты что!

— Знал бы ты, как они наших раненых и медсестер резали…

— Эй, ребята, меньше пены! — резко сказанные слова и звук глухого удара фанеры по плиточной мостовой заставил компанию замолчать и заметить рядом внимательно слушавшего их командира.