Опытный кролик - Страница 138

138

Он очнулся.

— Извини, я наверно погорячилась, — с трудом произнесла девушка.

— Да нет, все правильно. Мы чужие для вас. Как варвары, пришли и разрушили спокойную и мирную жизнь, — грустно усмехнулся Ненашев, — а еще отняли у тебя надежду. Все правильно?

Чесновицкая изумленно посмотрела на него.

— Да, это так. Только когда началась война, я поняла, как уютно было жить в нашей Варшаве. Потом нас предали, и та Польша погибла. Но почему вы забираете людей? В чем их вина?

— В том, что они хотят жить как раньше и не любят нашу власть.

«Ну, хотя бы честно», подумала она. Так откровенно никто из русских не говорил.

Ненашев не кривил душой, зная, что такое война.

Жила-была девочка, о чем-то мечтала, верила в будущее. А потом пришли чужие люди, дом сожгли или выгнали хозяев на улицу, мечты испоганили, а будущее навсегда убили. Так в чем же она виновата? В том, что родилась в неудачное время?

— А разве такую власть можно любить? Ты хоть знаешь, как мы жили до вас и немцев?

— Хорошо знаю.

Капитан вспомнил фотографии. Польша еще не раздавлена войной. Джентльмены и леди улыбаются друг другу. В магазинах изобилие еды и одежды. Шопинг в Германию. Везде галантная публика, молодые и не очень, но счастливые лица. В летних кафе ни одного свободного столика.

«Он был сторонником гуманных идей, не зная про ужасно одетых людей», — знакомый мотив прозвучал в голове Панова. И у него была своя прекрасная страна и очень правдивая история. То дело не только польское. Тот, кто не желал эпохи перемен, так и не осознал, в какое прекрасное время он жил.

Майя посмотрела на Максима. Первый парень, с которым даже поругаться нормально нельзя.

Но то, что ответит ее капитан, важнее жизни. Тому, что Россия всегда унижала Польшу, учили в школе, а отец смеялся над учебниками. Почему он тогда не гнушался служить великой империи? Да не захвати Советы власть, еще неизвестно, где бы жила их семья — в Киеве, Москве или в том, блистательном, Петербурге. Пусть с оговорками, но даже офицерам с явным польским происхождением Империя гарантировала карьеру.

— А где тогда теперь моя страна?

Саша, глядя в ее наполненные слезами глаза, мгновенно вспомнил счастливые лица девушек-повстанцев, идущих на смерть ради родины Польши в том безумном и бессмысленном восстании.

— В тебе самой. Не забывай про нее никогда.

— Ты, что знаешь все на свете?

— Я так, однажды, свою страну потерял.

— Так как же ты тогда можешь им служить?

Девушка запнулась, вспоминая первую встречу. Она тоже служит тем, кого ненавидит. Какое теперь утешение в гордости, если миром постоянно правят обстоятельства. Ты потихоньку привыкаешь к неверному выбору, надеясь, что завтра обязательно взойдет знакомое с детства солнце. Но не бежать же к немцам, они убили папу.

Капитан задумчиво потер рукой подбородок.

Для него-то все решено, но как формулировка вопроса похожа на сомнения общечеловека: стоит ли беззаветно отдавать жизнь за Родину, какой бы она ни была? Надо! Начнешь сюсюкать, навсегда останешься без нее. Да, есть и наверно еще будут черные и белые страницы у нас в истории, но разберемся сами без подсказок слева и справа. А иначе получится так: «Не хватает мне здесь привычной среды обитания», так выразился из Парижа один подмосковный вор-министр.

— Большевикам? — усмехнулся Максим и покачал головой, — Я служу только стране. И давай прекратим ненужный разговор. Скоро все изменится.

— Что, и Польша возродится? — ой, как язвительно прозвучал следующий вопрос.

— Да, но не сразу, и не Речь Посполитая «от можа до можа». О ней начнут грустить лишь безумцы.

Чесновицкая в изумлении опустилась рядом с ним.

— Значит, я права. Ты не тот, за кого себя выдаешь!

— Ну, скажем так, я еще и готовлю — улыбнулся Максим, подбирая подходящую фразу, — Мы завтра идем в Дом Красной Армии, там будут и москвичи. Как бы мягче и деликатнее выразится… разогреваться перед концертом.

Она понимающе улыбнулась. Банкеты богемы для нее не новость. Но что бы так было и у русских?

— Как меня туда пустят? — попасть в красивый дом, что недалеко от вокзала — проблема неразрешимая. Пускают советских работников, командиров Красной Армии и офицеров вермахта. Ну, и особ женского пола — жен, или кого благородные доны соблаговолят пригласить, — Ты пойдешь со мной?

Ненашев хотел развести руками. Мол, куда денешься с подводной лодки, но опомнился.

— Сначала скажи, ты твердо решила покинуть Брест?

— Разве ты сможешь мне помочь? В Германию меня не пустят, да и я не хочу их видеть. Меня не пустят через вашу старую границу.

— Слишком много вопросов, а решение одно. Или да, или нет.

— Да. Но ты мне не жених. Даже если об этом грезит мама.

— Поздно! — Ненашев показал ей новенький паспорт. Да, как же улыбался. Елизаров. Мол, теперь ты у меня в долгу и на крючке.

«Вот он какой! — она скрестила руки на груди, — все за меня решил».

Надо дать ему пощечину, резко встать и уйти. Но это единственный способ покинуть Брест в пассажирском, а не в товарном вагоне.

— Почему это для тебя так важно?

— Не будем говорить обо мне, хорошо?

— Я должна уезжать одна?

— Нет, вместе с мамой. Завтра.

— А ты?

— Я остаюсь. Если предложение тебя смущает, отдай мне паспорт. Его надо сжечь, иначе подставим хорошего человека, — Панов поймал себя, что ни капли не фальшивит. Он дает ей билет в будущее.

Неужели тебя зацепило? С такими словами здесь ловить нечего.

Да, зацепило! Не согласишься, тебя вывезут в теплушке. Поселение лучше, чем смерть. Черт, что можно будет назвать правильным решением?

138